Рон Вуд в журнале «Моjо», апрель 2007

( № 161, автор: Фил Сатклифф; перевод - Дмитрий Doomwatcher Бравый под редакцией А. Лазарева)

Привет Рону Вуду от Слэша:

   «Я должен признаться в своем интересе: я знаком с ним с 13-ти лет, и мой первый сын был зачат в его доме! И я решил посвятить свою жизнь музыке, побывав на концерте «Stones» во время турне в поддержку альбома «Tattoo You». Рон – гений, рок-н-ролльный гитарист старой школы, он отрывается и играет неподражаемо простые вещи. На этого парня равняются самые одаренные гитаристы, если им такое по зубам!»
   Быть музыкантом «Rolling Stones» – это исключительное занятие. Осенью прошлого года во временном жилище Ронни Вуда на Манхэттене раздался телефонный звонок. Это была Хиллари Клинтон. Она сказала: «Я передаю трубочку президенту», и сам Билл Клинтон поинтересовался, не может ли он частным порядком посмотреть нью-йорскую художественную выставку Вуда. И в тот же день, в 10 часов вечера, Вуд самолично провел его по своей экспозиции и в конечном итоге подарил старому очаровашке оригинальный портрет Билли Холидей/Бесси Смит. Отличный подарок, если учесть, что теперь цены за полотна Вуда доходят до миллиона долларов. Но таков характер, вероятно, самого знаменитого аккомпанирующего музыканта в британской истории – последнего доброго самаритянина.
   Сегодня неизлечимый абориген Западного Дрейтона, родившийся под грохот аэропорта Хитроу, дружелюбен и готов оживить пасмурный лондонский день в гостеприимном, но мрачном номере отеля. В свои 59 лет, если не учитывать его художественное поприще, он наслаждается жизнью на полную катушку; он уже давно женат на Джо (как поется в его песни 1992 года «Josephine»); у него есть любимые дети (его сын Джеми является его собственным менеджером, а два других, Тайрон и Джесси, позвонили и хотели поболтать с ним во время этого интервью), и он только что выпустил отчетный сборник всей своей карьеры: «Anthology: The Essential Crossection». Он вновь заявляет о себе как о гитаристе, авторе-сочинителе, вокалисте и рок-н-ролльном катализаторе самыми яркими песнями со своих сольных и чужих альбомов: «Birds» (1964-66); «The Jeff Beck Group» (1967-69); «Creation» (1968); «The Faces» (1969-75); «Rolling Stones» (1975-по сегодняшний день).
   Вот уже три месяца, как он не пьет и не принимает наркотики: эти пагубные привычки периодически угрожали положить конец его дикой и богатой на события жизни. Более того, он нервничал перед тем, как начать разговор о своем старшем брате Арте, лидере группы 60-х «The Artwoods», а позднее художнике, на чьих похоронах Ронни побывал за шесть дней до нашего разговора.

   - Ты не против, если мы поговорим о смерти Арта?
   – Нет. Я знал, что он болен раком, и потом в начале ноября, когда мы закончили сниматься для фильма Мартина Скорцезе в Нью-Йорке, я узнал о том, что он заболел еще и пневмонией. Я вылетел в Англию. И он ждал меня. Когда я вошел в больничную палату, он тяжело вздохнул и сказал, «О, бл*!». Я думаю, что это были его последние слова (смеется). Он как бы сказал, «Ну все, можно и помирать». Мы провели вместе 4 часа. Он не мог разговаривать, но мы понимали друг друга. Мне пришлось менять ему все эти провода и капельницы. Я спросил, «Так лучше, Арт?». Он кивнул мне утвердительно (Ронни откидывается на спинку дивана, вздыхает и улыбается) . Это было такое облегчение. Я взял его за руку и сказал: «Арт, твоя душа и твоя любовь будут жить вечно». Его не стало (протяжно вздыхает) . Это был его последний вздох. Понимаешь, какая странная штука: Арт лежал в больнице «Kingston», а буквально через неделю Мик в последний раз навещал там своего отца. Для нас это была какая-то странная неделя. Мы все сильно переживали. Потом мы все сели на самолет (изображает нарастающий гул самолета) и… Сан-Франциско, Атлантик-Сити, Лос-Анжелес, Ванкувер…
   - Но ты остался на похоронах…
   - Да, в прошлую пятницу. Замечательная встреча. Люди, которых я много лет не видел. Там были Чарли, и Мик. А также Али МакКензи из моей первой группы «Birds». Мы справили поминки в саду моего дома, и я сыграл с ним «Walking The Dog» и «What’d I Say». Теперь я стал у руля старого племени Вудов, никаких родителей и братьев.
   - На твои плечи легла большая ответственность.
   Все это в прошлом, я испытал большое чувство удовлетворения за Арта, за себя и за всех остальных. Я довел дело до конца… да, я взял на себя такую ответственность. Но я мог бы и опоздать. Но не опоздал. Я посмотрел на все это с положительной точки зрения, как я поступал всю свою жизнь, и все получилось идеально. (зажигает сигарету) Теперь- то я понимаю, насколько я был измотан.
   - Поделись с нами своими воспоминаниями детства, расскажи о своей семье и об увлечении музыкой.
   - У меня были замечательные родители. Продвинутые. Моя мама была настоящей мастерицей, вязала и вышивала. Делала потрясающие вещи. Детство моего отца прошло на канале, по которому ходили баржи. Вся моя семья жила на воде. Соленщики (производители соли) и баржевики. Они называли моего отца «кряж», а меня «молодой кряж». (кричит) «Как делишки, молоденький кряж?».
   - И твой отец играл на губной гармошке в группе?
   24 человека собиралось на большой грузовой платформе. И каждый раз, когда они куда-нибудь врезались, их команда уменьшалась на пару человек. Они колесили по английским ипподромам. Кемптон, Аскот, Эпсон. Отец всегда таскал с собой гармошку во внутреннем кармане. Мы снимали квартиру в муниципальном доме, и мои родители выделили заднюю комнату для моих старших братьев, Теда и Арта. У них была своя тусовка однокашников из художественной школы, битники и щеголи. Драповые пиджаки и креповые ботинки, барабанные установки и банджо, тубы, гитары и игрушечные духовые. Они играли все что угодно, от Луи Армстронга, Сидни Беккета до Фэтса Домино, Джерри Ли Льюиса и Литтл Ричарда. И я помню, что когда мне было 3 или 4 года, я заходил к ним (делает круглые глаза) . Там крутились потрясающие женщины, все в драгоценностях, обтягивающие платья, лежали, растянувшись на диване. Красота, да и только. Я подумал: «А что, классная работка!».
   Когда там не собиралась тусовка моих братьев, я пробирался в комнату и отрывался на барабанах, я начал учиться играть на гитаре по аппликатурам, написанным для меня Артом и еще парочкой чуваков, которых звали Джим Вулиш и Лоуренс Чиф. Вот прикол, я получил письмо от Лоуренса на поминках Арта. Он научил меня играть первую мелодию - Билла Брунзи, «Guitar Shuffle». Я очень хочу встретится с ним. Эта встреча будет для меня сродни перерождению. Потом я снимал все гитарные рифы Чака Берри в своей спальне. Я теперь я и сам играю с ним. Я как-то раз побывал у него дома. Вместе с Реем Чарльзом. Длинный путь, из той спальни до общества этих ребят…
   - Ты включил в «Anthology» четыре песни твоей первой группы, «The Birds» – наверняка, у тебя остались о них добрые воспоминания…
   Эти песни очень дороги мне. «You’re On My Mind» («Я думаю о тебе») - это вообще первая написанная мной песня. Я сочинил ее в спальне моего отца. Возможно, что сейчас эти песни звучат несколько старомодно… но не для меня.
   -Добились ли «The Birds» хоть какого-то успеха?
   - Битломания! Но только в Солсбери и Антринхэме! (смеется) В этих двух городах публика была готова разорвать нас на части, вырывать клочками волосы, разрывать одежду. А потом мы выступаем в клубе работяг в «Amersham» или «Redruth», вплоть до клуба «Transit», а в зале человек пять или вся аудитория состоит из девушек, не пользующихся успехом у мужчин, и они говорят, «Ну и скукотища!»
   Все это повторилось с моей следующей группой, «Creation». Популярны в Германии и неизвестны в Англии. Когда от них ушел гитарист Эдди Филипс, они пригласили меня. Но этот тип был знаменит тем, что на концертах, во время исполнения песни «Painter Man» («Художник»), он писал картину, одновременно играя на гитаре скрипичным смычком! И мне пришлось повторить этот трюк на одном телешоу в Гамбурге. В одной руке скрипичный смычок, в другой – кисть темпера, и я рисовал какие-то безумные каракули. Публика просто неистовствовала.
   - А ты никогда не нуждался в деньгах? Когда ты начал прилично зарабатывать?
   - О, пока я не начал играть в группе Джеффа Бека и в «Faces», мне приходилось рассчитывать все свои траты на три месяца вперед. Квартплата. И автомобиль – 850 фунтов за новый-старый Бентли, понимаешь.
   - Ну, в принципе, еще туда-сюда…
   - Если бы! Нас всегда третировали наши роуд-менеджеры. Колин Фарелл, гастрольный менеджер «Birds» - он мог реально отпинать тебя, если ты не реагировал на его слова: «А ну ка, живее выгружай этот гребаный усилитель из микроавтобуса!». И приходилось скрепя сердце подчиняться. Или ты получал затрещины. В группе Джефа Бека Питер Грант практиковал рукоприкладство для того, чтобы ты чувствовал себя виноватым. В Америке, когда он застал меня с двумя косячками на прикроватной тумбочке, то сказал: (говорит злым полушепотом) «Ты рискуешь будущем нашей группы, если тебя поймают, мы больше никогда не будем играть в Америке». Он буквально насильно заставлял меня присоединиться к «New Yardbirds». Я сказал: «Я не буду играть с этим сборищем гребаных фермеров». А они стали «Led Zeppelin». Долбаный Джон Бонэм, это барабанное молотилово… Роберт Плант… я бы стал белой вороной.
   - А как ты попал в группу Джеффа Бека?
   - Джеффу не нравилась моя простая манера исполнения. И он сказал мне: «Мне нравится, как ты играешь на гитаре, а нет ли желания переключится на бас?». Я вздохнул с облегчением. У меня не было денег, поэтому пришлось своровать джаз-бас из магазина «Selmer» в Сохо. Я подписал договор, что беру инструмент в рассрочку, но так не сделал ни одного платежа. Через 5 лет я зашел в этот магазин и сказал: «Я - тот парень, который сделал карьеру, играя на этом басу, а сейчас я пришел, чтобы полностью возместить долг». Они офигели.
   - И именно Джефф первым уволил тебя, не так ли?
   - На мой день рождения. Потом они поехали на гастроли в Америку с новой ритм-секцией. А я сидел и думал: «Ничего, они вернутся ко мне, и я назначу себе собственную цену». И через две недели они уволили новых парней. Когда они позвонили мне, я сказал: «Да, какие проблемы, за две тысячи в неделю». Пришлось им раскошеливаться. Мне чертовски повезло. А теперь я получаю 20 тысяч в неделю.
   - Тогда тебе надо было заняться своим бизнесом...
   - Гмм. Да, я практически сидел на мели в начале своей карьеры в рядах «Stones» (смеется). Тогда я рассматривал контракт, и Боб Эллис, менеджер Билли Престона, спросил меня: «Тебе нужно помочь в этом вопросе?». На что я ответил: «Нет, зачем?» А он мне: «Потому что ты держишь этот контракт вверх ногами!». Правда.
   - До того, как Род Стюарт пришел в «Faces», почему ты не попросился на роль вокалиста? Ты что, решил всю жизнь быть на вторых ролях?
   - Да я никогда не видел себя в роли фронтмена. Наверное, потому что я был самым молодым музыкантом в группах, в которых мне только приходилось играть. Я всегда думал, что у меня все еще впереди. Однако ни один из моих сольников не получил должной раскрутки и фактически все эти работы прошли незамеченными. Я до сих пор считаю, что у меня могла бы быть своя группа, а я бы был вокалистом. Но мне всегда нравилось подчеркивать достоинства других людей, петь вторым голосом с Родом, помогать сочинять песни Мику и Киту. Род дал мне один небольшой совет. Он сказал: «Играй ка ты на гитаре, а я буду петь!». Но я считаю, что мой вокал не лишён… такой же голос, как и у Дилана, монотонный, но с примесью стиля соул.
   -Ты частенько называл Дилана своим «хорошим другом».
   - Я считаю, что мы близкие друзья.
   - Но, похоже, что у вас совершенно разные характеры...
   - Я подшучиваю над ним по-дружески, и тогда он вылезает из своей раковины. Когда у него возникает такое желание. Но, черт возьми, он может и исчезнуть так, что ты и не заметишь. Оп, и его уже нет в здании. Это типичный Боб. Но как музыкант он был мне очень полезен. Он частенько бывал у меня, когда в конце 70-х – начале 80-х я жил в Нью-Йорке. Он говорит, «Ну что ты сидишь, а ну давай, сыграй мне, что ты там насочинял». И мы джемуем всю ночь. Он отдал мне свою песню «Seven Days», она есть на «Anthology». Как музыканты, мы сработались просто изумительно. Я уверен, что у нашего совместного творчества будет продолжение. Мы встречаемся, обмениваемся рисунками, чтобы потом через несколько лет снова встретиться.
   - А ты никогда не обижался на него за «Live Aid»? Когда он кинул тебя и Кита перед огромной аудиторией?
   - Нет. Это на самом деле удивительно. Около двух недель мы репетировали все песни из репертуара Боба. Потом я и Кейт поехали из Нью-Йорка в Филадельфию на лимузине, пока он ехал за нами в своем обшарпанном, подержанном грузовике. Мы поднимаемся по лестнице на сцену, а он и говорит: «А давайте сыграем песню «When The Ship Comes In». » Но мы эту вещь никогда не играли. Когда он порвал струну, я отдал ему свою гитару, я приглядывал за ним, и у меня не было роуди, только наркодилер, который передал мне гитару с одной струной и то - расстроенной. Нам пришлось как-то выкручиваться. Мне то было все равно, а вот Кит сказал: «Во что ты, на хер, меня втянул?». Боб был таким забавным (великолепно пародирует голос Дилана): «Что здесь делают все эти люди?»
   - Такое чувство, что ты всегда оказываешься в нужном месте и в нужное время…
   - Году в 1973-м я думал: « «Rolling Stones» - это та банда, в которой я в конечном итоге буду играть». И, конечно, я сидел между Джаггером и Миком Тейлором, когда Мик сказал Джаггеру: «Я ухожу из группы», а Джаггер сделал испуганное лицо и матюгнулся. Потом он поворачивается ко мне и спрашивает, «Не хочешь играть в нашей команде?». На что я ему отвечаю, «Да, конечно, но я не хочу разваливать «Faces». Позвони мне, если окажешься в безысходном положении». И через год он сказал: «Я в отчаянье!»
   > - А что это за история о том, что в одну из ночей в 1973-м Кейт заехал к тебе выпить, а затусовался у тебя на 4 месяца?
   -До этого случая мы почти что не общались. Крисси, моя первая жена, столкнулась с ним в клубе «Speakeasy» и сказала: «Ронни записывает в Ричмонде свой сольник, если хочешь - подваливай». И он остановился у нас на несколько месяцев. Когда они приехали, мы с Миком Джаггером в подвальной студии сочиняли «It’s Only Rock'N’Roll» и «I Can Feel The Fire». Когда мы записали эти песни, Мик сказал, «Забирай себе «I Can Feel The Fire» (которая впоследствии вошла в сольник Ронни «I've Got My Own Album To Do», 1974) а я оставлю себе «It’s Only Rock’N’Roll» (гогочет)». Я согласился, просто я не имею привычки торговаться.
   - Не имеешь привычки торговаться? Это еще почему?
   -Но это же был сам Мик Джаггер! Я не смог бы…
   - На альбоме «Stones» в песне «It’s Only Rock’N’Roll» есть сноска – «Вдохновение – Рон Вуд». Но никаких авторских гонораров?
   - Нет. Я получил авторские за ряд других песен, в том числе за «Hey Negrita», которую я полностью написал. Я не смог бы пролезть в авторский тандем «Джаггер-Ричардс».
   - Ты, так сказать, махнул рукой…
   - Так часто бывает. Если ты не уступишь, то тебе потом не поздоровится. Многие музыканты начинают отстаивать свои права – вот тогда все начинает рушиться. Через эти разборки прошли и Мик Тейлор, и Билл Уаймен. Играя в такой группе как «Stones»… нужно уметь отдавать, идти на уступки. Вот тогда все будет тип-топ. Потому что они принимают только такие правила (смеется). Они сделали себе на этом имя. Это их принцип. Такое отношение к музыке. Но порою в таких условиях бывает тяжко работать.
   - А тебя такое отношение обижало?
   -Да, меня это задевало, но я подумал: «Ну и ладно, я еще отыграюсь, а пока надо работать». И могу сказать, что есть где-то 12 песен авторства «Джаггер-Ричардс-Вуд», главным образом на альбомах 80-х. С тех пор я ни на что не претендую, потому что авторское партнерство Мика и Кита снова в силе, как только я залатал огромную дыру, которая образовалась между ними в 1985-м в период записи альбома «Dirty Work». Теперь я не вмешиваюсь, они хотят работать друг с другом.
   - Но на то ,чтобы стать полноправным музыкантом группы, у тебя ушло 17 лет. Тебе пришлось потом и кровью добиваться этого статуса?
   - Нет, я терпел, пока все не срослось как-то само собой. Но мой сын, Джеми, прекрасно знает, как надо работать с деловыми партнерами из «Stones». Это крайне уравновешенные люди, что называется «тертые калачи». Но они изначально уважали меня.
   -Твоя дружба с Китом окрепла, когда той ночью он остался в твоем доме.
   - Мы просто подружились. И с тех пор мы занимаемся «древнейшей формой плетения».
   - Вы оба используете «плетение» для описания вашей совместной игры, но что это означает?
   - Мы словно плетем огромное лоскутное музыкальное одеяло. Мы уважаем музыкальные способности друг друга, но и задираемся тоже – порою приходится отстаивать свою точку зрения. Я могу просто кивнуть своей головой и сказать: «Здесь ты играешь соло», или он просит сыграть меня, или мы солируем вместе. Песня «Beast Of Burden» - типичный пример таких «гитарных кружев».
   - Помимо музыки, как складывались ваши отношения?
   - Мне трудно сказать, но мы нормально общаемся. Бывает, что мы готовы поубивать друг друга. А в другой раз мы, что называется, «не разлей вода». Но мне интересно выстраивать такие далеко не простые отношения. Кому интересно знать, что произойдет в следующий раз? Мне не интересно.
   - Как-то раз, в 1981, в номере калифорнийского отеля, ты подрался с Китом, потому что…
   - Он подвалил ко мне с бутылкой с явным желанием подраться. Я ударил его в живот, по яйцам и в морду, и мне пришлось схватить его, когда он попытался выпасть из окна.
   - Ты завалил Кита?
   - О, да. Но в тот момент он уже успел порезать меня бутылкой… Просто он был пьян и обдолбан. Так сказать, «он меня не понял». Во всем виноваты женщины. Тогда он решил, что я изменяю своей жене. Кит – человек строгих моральных принципов. Он почему-то решил, что я развлекаюсь в своем номере с какой-то женщиной! Потом весь гостиничный номер был в крови, я зашел в соседний номер, в котором Мик и Чарли сидели на полу и сочиняли песню. Я сказал: «Вы только посмотрите, что там случилось!». А они мне в ответ: «Слушай, помоги нам придумать эту среднюю часть в восьмой доле». Им не было до этого никакого дела. Но это наши с Китом разборки. В другой раз он подлетел ко мне со своим тесаком, подставил его мне под горло и сказал: «Я бы тебя сейчас прирезал, но твоя жена не захочет убирать всю эту кровь». «- Хорошо, давай, грохни меня, если ты, мать тебя ети, так хочешь…». Я-то знал, что он этого не сделает. Но такую возможность никогда нельзя было исключить… (хихикает). «О-кей, я тебя раскусил, Кит, но я все еще люблю тебя». А он мне в ответ, «Бл*, я тебя тоже люблю». Ну и идиоты же мы. Но в конечном итоге, мы - как братья. Все эти разборки уже давно в прошлом. Сейчас мы только ругаемся. Теперь уже не пронесешь через аэропорт ни ножи, ни пушки.
   - И ты предпринимаешь очередную попытку избавится от алкогольной и наркозависимости?
   - Да, я познал весь кайф наркотиков и выпивки, гм… Я ни о чем не жалею. Многие мои лучшие песни и лучшие картины были сочинены и написаны мной на «чистую голову».
   - Легенда гласит, что у тебя отваливался нос перед концертом «Faces» в «Madison Square Garden», и тебе пришлось приклеивать его скотчем для того, чтобы отыграть то шоу.
   - Хотел бы я на это посмотреть! Но это враки. Лет 30 тому назад я заработал себе дырку в носу, как и любой настоящий рок-н-ролльщик, но… Я десять лет пытаюсь завязать. Прошло три месяца. Я не выпил ни глотка спиртного и не ширнулся.
   - А ты не думаешь, что твой дух уже надломлен? За твоими плечами уже несколько курсов реабилитации…
   - У меня все никак не получалось очиститься полностью. Я до сих пор хочу выпить. Но что-то случилось, и…
   - И что же это такое случилось?
   - Я дошел до ручки на гастролях. Я слышал, как другие говорили об этом, но сам этого никогда не испытывал. Потом, кажись это было в Кёльне (23 июля 2006 года, стадион «Rhein-Energie»), после концерта, я был недоволен своей игрой, мне просто нужно было выпить, мне было плохо, мне просто захотелось… умереть. И я подумал, «А ведь это не я». Но к счастью, мой приятель, Билли, адвокат из Прайори, был с нами вместе на гастролях. Я прошел по коридору, дверь его номера была открыта, я толкнул ее и он сказал: «Я знал, что ты придешь». Мы проболтали всю ночь. И несколько раз после этого я пытался выпить. И всем врал, что не пью. Ужасно, я возненавидел все это. Мое тело отторгало алкоголь. Я не мог смирится с этим фактом. А потом я почувствовал огромное облегчение: «Ух ты, потрясающе, мне все это больше не нужно!» (смеется). Кит, Мик, Чарли, они все очень заботились обо мне.
   - Сам Мик? Сложился устойчивый образ Мика – человека, никогда не идущего на компромиссы – и в гастрольном контракте есть пункт, что ты не имеешь права…
   - Нет. Как друг он говорит, «Попробуй бросить. И я помогу тебе в любом вопросе». Сам я чувствую ответственность, я должен играть лучше. Я знаю, что могу играть лучше.
   - Существует устойчивое мнение, что современные альбомы «Stones» не могут тягаться с классикой. Что скажешь?
   - Да. В студии новые песни не идут ни в какое сравнение с концертными версиями. Мы концертная группа. Хотя, по большому счету, сегодня мы занимаемся тем, что пытаемся соответствовать классическим произведениям, на каждом концерте мы убираем или добавляем в программу 4-5 песен. И когда у тебя есть такая тема, как «Satisfaction», ты думаешь, «О, сегодня мы сыграем классическую версию, а завтра фанк-поп, после завтра самую настоящую кабацкую версию»… вместо того, чтобы себя ограничивать, мы достигаем пика. Наш последний концерт был нашим самым лучшим выступлением (25 ноября 2006 года, Ванкувер, стадион «BC Place», за шесть дней до похорон Арта). Это был закрытый стадион, примерно на 50000 мест. Настоящий адреналин. Мы осваиваем новые территории. На свете просто нет такой же рок-н-ролльной группы.
   - Как твоя живопись?
   - Отлично. Часть гравюр и шелкографий продаются по 20 версий из 250-ти. Они продаются за огромные деньги – в среднем где-то 60000 $. На искусстве я зарабатываю также много, как и на музыке.
   - От чего ты отталкиваешься, когда рисуешь чей-то портрет?
   - Я стараюсь выразить личность человека в определенный момент времени. И характеры людей есть отражение их ауры. Вот если бы я писал твой портрет, то сперва постарался выразить твою сущность. Я не знаю в чем бы эта сущность выражалась, в блеске твоих глаз, в твоей прическе или в изгибе твоего рта… что бы это ни было.
   - И ты все еще можешь назвать себя амбициозным художником?
   - Я хочу жить, пока есть такая возможность. Особенно сейчас, когда я с особой тщательностью блюду себя. Играю и рисую гораздо лучше… Это постоянный поиск… Ведь нет предела человеческих желаний, и нет предела совершенству. Я дал своему телу еще один шанс. И мне остается только надеяться, что какая-нибудь случайность не собьет меня с истинного пути.
   - В буклете твоей «Anthology» есть одна фотография, ты стоишь на сцене, а на заднике написано, «Все мои кумиры, такие как Воющий Волк (Howling Wolf) и Мадди Уотерс практически умерли на сцене, и наш ждет такая же участь». Ты не изменил своего мнения по этому поводу?
   - Не изменил. Да, я считаю, что мы умрем на сцене. Это наш путь. Либо смерть на сцене, либо смерть за работой, не так ли?

Назад